Здравствуйте, мои уважаемые коллеги.

Прошлый раз мы с вами поговорили по крайне тяжелой теме. Мы говорили о воспитании, процессе чрезвычайно сложном, неопределенном, неустойчивом и очень тяжело управляемом. Теперь наступила пора поговорить о более приятном и простом. О преподавании. О процессе преподавания, об искусстве подачи материала, который хрестоматийные педагоги сплошь и рядом смешивают и путают с процессом воспитания. Это абсолютно не одно и то же. Это — совершенно разные вещи, они никак не соотносятся друг с другом. Ни на миллиметр. Ни разу. Никогда. Это и есть самая распространенная «хрестоматийно-педагогическая» подмена понятий «воспитание»/«преподавание». Давайте раз и навсегда разделим эти понятия и избежим их подмены. Преподавательский процесс гораздо боле прост, конкретен, понятен и внятен, нежели процесс воспитания, даже если речь идет о преподавании чрезвычайно сложных предметов.

Говоря грубо и обобщенно, искусство преподавания — это ремесло, просто ремесло, и оно вполне сродни искусству слесаря-лекальщика на производстве. У хорошего лекальщика получается великолепное лекало, по которому производится множество технологических деталей отменного качества. Плохое лекало порождает только технологический брак. То же самое и с преподавателем. Хорошо организованный преподавательский процесс, правильная, точная и внятная подача предмета не может не проникнуть внутрь студенческой башки и не может там не задержаться. У мозга есть удивительное свойство — если он что-то понял, то он это понял прочно. И если ему, мозгу это интересно, то он, мозг, это никогда не забудет.

Разумеется, и здесь не без исключений. Бывают нерадивые курсанты. Это исправить нельзя, и такие мозги неизбежно списываются в отходы производства — так же, как сбрасываются со слесарного стола стружки, опилки, обрубки и охвостья заготовки, из которой было выполнено отменнейшего качества слесарное лекало. Теперь обратите внимание на то, что я сравнил преподавателя, высшую интеллектуальную касту, со слесарем. Но заметьте и то, что именно с лекальщиком, а не сантехником. Тоже — высшая каста. Высшая рабочая каста. Отличие между тем и другим заключается только в сфере приложения сил и в рабочем материале. Общее между тем и другим в том, что и лекальщик, и преподаватель предназначены для изготовления образцов изделий высшего качества для дальнейшего их использования на производстве. То, что слесарь имеет дело с металлом, а преподаватель — с живыми людьми, в данном случае значения не имеет. Ни малейшего. Примем это за первый постулат технологии преподавательского процесса.

Точно так же в качестве второго постулата необходимо принять условие полного знания и понимания предмета, который дает преподаватель. Вы скажете, что это как бы само собой разумеется, что преподаватель должен знать свой предмет как минимум на пятерку. Отнюдь. Это происходит далеко не всегда и далеко не со всеми преподавателями. Мало того, основная их масса знает свой предмет, как бы это сказать, чтобы не очень обидеть, условно-теоретически. Да, вполне возможно, он знает предмет на пятерку, которую ему в диплом поставил его преподаватель. Хотя это очень и очень маловероятно. Потом сходу у него случились бакалавриат-магистратура, карьера, то-се, и как результат — получился готовый свежеиспеченный препод. Халдей. Пред ним его студенты, а у него за спиной — скудный багаж пятерошных знаний, вбитый в него в институте-аспирантуре его преподавателями и известный ему сугубо теоретически. И больше ничего.

Все. Приехали. Круг замкнулся. Как метко выразился однажды очень плохой писатель Войнович, «круговорот дерьма в природе». И чему этот биологический робот может научить? А? То-то же. А вы мне тут говорите! Цена голой теории без практики — абсолютно голый ноль.

Я уже не говорю о троечниках на преподавательской кафедре, это вообще не обсуждается. Хотя присутствует сплошь и рядом, поскольку отличники все же стремятся сделать карьеру вне преподавательской стези, а серость в основном оседает в «храмах науки» того или иного уровня. И начинает сеять. Разумное. Доброе. И, прости Господи, — вечное.

Глубокое знание предмета — вот второй постулат, без которого нет хорошего преподавателя. А это «достигается упражнением», долгой, многолетней и тяжелой практикой. Именно практика погружает будущего преподавателя в предмет. И именно практика дает возможность ему понять методику и искусство подачи своего предмета. Такую методику и такое искусство, которые присущи будут только ему и гарантированно и легко проникнут в головы его студентов. Поскольку он сам точно знает, где у предмета «растут ноги», сколько их, как они работают, что нужно делать для их бесперебойной работы и, самое главное, как объяснить его слушателям весь «механизм круговращения». Опять же, по сути все просто. Если знаешь предмет, просто рассказываешь, как он «вертится». И все. И не важно, что это за предмет, «общая теория термоядерного синтеза» или «правила оказания первой медицинской помощи». Суть подачи материала одна и та же. Преподаватели разные. Как я уже говорил давеча, плохих преподавателей много. Хороших мало. Теперь вы понимаете, почему.

Разумеется, громадное значение имеет и способность преподавателя владеть «родной речью». В нашем случае — великим и могучим русским языком. Поскольку мычащий с кафедры преподаватель мало чем отличается от блеящего у доски слушателя. Ни тот, ни другой не в состоянии донести до окружающих свои мысли, первый — потому что не умеет говорить, и все его знания остаются при нем, а второй — потому что не смог поймать и переработать несущиеся с кафедры непонятные обрывки непонятной речи на непонятном ему, слушателю, языке.

Это третий постулат преподавателя — владение своим языком, ораторское искусство, если не блестящее, то, во всяком случае, достойное. Это тоже, в общем-то, достигается упражнением. И, опять же, знанием предмета. Если знаешь, что и к чему говоришь, речь, как правило, льется легко.

А теперь поговорим о форме и способе подачи предмета. Конечно же, королем, или королевой формы была, есть и будет, полагаю, всегда лекция. Самая обыкновенная, проверенная сотнями лет практического применения, старая добрая лекция. Последовательность и постепенность ее вычитывания, соблюдение четкой причинно-следственной связи обуславливает ее успешное усвоение. Однако здесь необходимо помнить, что, во-первых, объем мозга слушателей не безграничен, и затолкать туда все многостраничное содержание курса за полтора лекционных часа невозможно. А во-вторых, и, пожалуй, в главных, надо помнить, что слушатель, однажды в течение этих полутора астрономических часов споткнувшись на зазубринке лекционного повествования, теряет нить, начинает ее искать, может, находит, может — нет, возвращается к лекции, пытается восстановить прослушанное по памяти, и уже не может. Он панически мечется от обрывка к обрывку, пытаясь восстановить нить причинно-следственной связи, теряется окончательно и перестает следить за потоком информации. Результат — лекция прошла впустую, а курсант пытается по обрывочным конспектам восстановить ее содержание. Не знаю, у кого как, но мне это не удавалось никогда. И я целиком отношу этот непоправимый казус на счет нерадивого преподавателя. Это он, преподаватель, не знает, что усвоение материала возможно только в первые двадцать - двадцать пять минут лекционного процесса. Потом мозг отказывается принимать информацию. Это он, преподаватель, изначально закладывает неуспеваемость слушателей в алгоритм подачи своего предмета и, как следствие, его непонимание и неусвоение. Это он, преподаватель, губит на корню само понятие «образование», заменяя его своим неперевариваемым бредом.

Два академических часа дается не на вычитывание лекции, вовсе нет. Два академических часа дается на вычитывание и усвоение лекции, вот что должен понимать преподаватель. И заталкивать туда массу лишнего материала не следует. Только предмет. И только двадцать, максимум — тридцать минут. А остальной час — на повторение и усвоение материала.

К моему счастью, у меня был преподаватель, который знал предмет и умел его давать. Это благодаря ему, Владимиру Васильевичу Демченко, я до сих пор знаю термодинамику и теплотехнику, гидродинамику и гидравлику. Очень жесткий преподаватель, у которого все студенты, я повторяю — все, без какого либо исключения, даже блондинки, — знали предмет. Не потому, что он был так суров. И не потому, что его так любили. А потому, что он умел давать предмет. Просто, ясно, доходчиво. И умел требовать демонстрации знаний неотвратимо, регулярно и, что очень важно — поголовно. Шутки с «Дёмой» были плохи. Мимо него, что называется, проскочить было невозможно. Вся лекция разбивалась на три части. Первая часть — собственно лекция, в течение которой объяснялась суть вопроса, неторопливо и размеренно. В течение лекции что-либо записывать и перебивать преподавателя запрещалось. Затем наступала пора записи лекции. Буквально под диктовку преподавателя. И только потом лекция повторялась в третий раз, и уже во время этого повторения было дозволено слушателям вставлять свои реплики, обсуждать нюансы процесса, возражать и даже оспаривать мнение преподавателя. Начиналось самое интересное. Начинались «прения сторон». Студенты на равных дружно обсуждали суть явления, спорили друг с другом и преподавателем. Это было нормально. «Прели», что называется, не за страх, а за совесть, зная, что неизбежно случится уже завтра. Затем звучало «вопросы есть?». Вопросов, как правило, уже не было. Однако, все знали, что завтра, перед следующей лекцией будет поголовный письменный повариантный контрольный опрос всей группы. Короткий, буквально на пять-семь минут. Маленький ежедневный зачет. Но незачет темы однозначно приводил к пересдаче темы методом контрольного письменного опроса, но уже не по вариантам и выборочно, а сплошной контрольной по всей теме. И не в лекционное время, а в свободное. Впрочем, можно было не пересдавать немедленно. Но тогда перед окончанием семестра и началом экзаменов надо было сдавать все накопленные хвосты. Подряд. До единой буквы. По всем темам. Иначе «Дёма» просто не допустит к экзаменам.

Итак, все чрезвычайно просто. Повторим для закрепления. Десять минут отводится на контрольный опрос по теме предыдущей лекции, тридцать минут — сама лекция, тридцать минут — запись лекции под диктовку преподавателя, тридцать минут — ее обсуждение, во время которого авторитетов нет и преподаватель, как равный, отбивается от густой толпы доброжелательных оппонентов. Такого понятия как перемена, перерыв во время лекции не существует, потому что это совершенно лишнее. Такой метод подачи материала я полагаю единственно эффективным. Во всяком случае, я до сих пор не знаю другого, более эффективного метода подачи материала. А также — его усвоения. Ну и, как вы понимаете, сам всю свою преподавательскую жизнь пользуюсь только этим методом подачи материала. Ибо — нефиг!

Не могу не отметить, однако, что вовсе не «Дёма» является автором этого метода подачи материала. Его разработал и впервые применил еще в семидесятых годах прошлого века московский учитель математики Виктор Федорович Шаталов. Владимир Васильевич Демченко лишь успешно применил эту методику. Не более того. Но я не знаю никого другого, кроме «Демы» и, простите за нескромность, меня, кто бы эту методику использовал еще, несмотря на всю ее эффективность. Может другие преподаватели не в курсе этих событий, случившихся всего полвека назад, а может эти преподаватели догадываются, что для ее применения необходимо «полное погружение в предмет», абсолютное владение им. Не знаю. Что-то мне подсказывает, что причина саботирования метода кроется и в том, и в другом. Конечно же, подача материала по «методу Шаталова» пригодна только для сильных преподавателей. Какими и должны быть все преподаватели. Теоретически.

Кстати, среди способов подачи материалов отдельно существует вымороченная методика использования наглядных пособий. Говорят некоторые, что даже очень сильно помогает. Я, конечно же, допускаю такое. Но слабо верю, потому что использование наглядных пособий есть слабая попытка подтянуть практику в лекционный процесс. И в былые, доинтернетовские времена мне это все напоминало «…ступу на стартовой площадке. Конец 17 века…», или «…гомункулуса обыкновенного, принципиальная схема…», упомянутых братьями Стругацкими в их «Понедельнике…». А сейчас интернет дает такое исчерпывающее наглядное описание множества предметов и понятий, что «ступа на стартовой площадке», стоящая, «как здрассте», в лекционном зале, действительно воспринимается как пришелец из семнадцатого века. Ну а во-вторых, хороший преподаватель и тогда, и сейчас, имея под рукой доску, мел и собственный язык, был в состоянии объяснить суть даваемого предмета. Без всякого «хам-мункулуса». Плюньте и забудьте, поскольку теоретическая подача предмета — это одно, а практическое освоение — это совершенно другое. Во всех смыслах.

Однако, как я уже упоминал в самом начале лекции, теория существует для практики, и как не бывает практики без предварительных теоретических занятий, так и приобретенные теоретические знания, не подтвержденные, закрепленные и углубленные практикой равны нулю. Тем более, в нашем с вами деле. В нашей профессии, которая не всегда ведет к долголетию, и ошибки в которой стоят весьма дорого. Просто еще раз напоминаю, что это отдельные понятия и путать, сваливать в одну кучу их не следует.

Потому о технике и тактике организации и ведения практических занятий мы с вами будем говорить в одной из последующих лекций. Тему данной лекции полагаю исчерпанной.

Желаю вам удачи, коллеги.

До следующей встречи.